Три года назад Россия начала войну на уничтожение Украины. Разговоры о ее возможности шли, но мало кто верил. Трудно представить, что в одно мгновение всей твоей привычной жизни придет конец. Абсурдное заявление Путина про денацификацию как цель вторжения означало, что рациональной цели нет, а значит и договориться с врагом невозможно. В годовщину широкомасштабной войны своими воспоминаниями делится с PostPravda.info профессор Николай Карпицкий. Он рассказывает как о своем опыте войны, так и об опыте войны своих студентов.
Учеба в Украине: первые дни войны
Утро 24 февраля 2022 года. Гул сирены заполнил пространство над Киевом, но никто пока еще не знает, что бывает, когда бомбят города. Пока не понятно, чего бояться. Сколько мои знакомых и друзей останется в живых через год? В метро обустраивались киевляне с намерением ночевать, наивно полагая, что смогут там переждать войну. Одна моя знакомая хотела выехать с подружками из Киева и переждать войну в Буче. Никто не мог представить, что именно там россияне устроят резню. Ее спасло то, что там уже начались бои, и она не успела туда въехать.
Я понимаю, что самое лучше сейчас – продолжать выполнять свои повседневные обязанности и найти свою миссию. Моя миссия связана с моей профессией – перерабатывать эмоции в понимание, чтобы помочь людям преодолеть страх перед неопределенностью. Для этого я должен был вернуться домой в Славянск, чтобы продолжать преподавать и вести хронику с философскими размышлениями. Так, проясняя смыслы, я мог бы давать людям опору в понимании происходящего.
В это время я дистанционно читал студентам авторский курс «Философия человеческого общения». В Киеве бои, еще неизвестно, выстоит ли он, а у меня по расписанию очередная лекция. К занятию присоединилось несколько студенток из Северодонецка. Они еще не отошли от эмоционального шока. Как мне им читать лекцию? Я попытался передать им чувство уверенности, продемонстрировать без лишних эмоций рациональное отношение к происходящему, а они мне в ответ: «Российские самолеты уже над нами. Мы в бомбоубежище». Студенткам около двадцати лет, когда началась война на Донбассе, им было около двенадцати. Хрупкое равновесие между миром и войной – это и есть вся их жизнь, и теперь это равновесие рухнуло в пропасть.
Позже, одна из студенток оказалась в оккупации и рассказывала, что время для местной молодежи будто остановилось в 2014 году. Им уже более двадцати лет, а сознание как у четырнадцатилетних. «Если мы, – рассказывает она, – активны в жизни, ищем, где на работу устроится, чтобы обеспечить себя во время учебы, сами за себя принимаем решения, то местная молодежь инфантильна, им в голову не придет самим что-то решать».
Миссия преподавателя и философа во время войны
Вспомнив про студентов, украинское правительство объявило каникулы, поэтому следующая лекция состоялась лишь через две недели. Студентов пришло относительно много. Мой долг – проводить занятия так, чтобы это стало для студентов островком привычной жизни в хаосе войны и послужило бы моральной опорой.
Для этого нужно, чтобы студенты доверяли мне, воспринимали как человека, разделяющего с ними все опасности здесь, на Донбассе, недалеко от фронта, который отличается от них не социальным статусом, а жизненным опытом. В ситуации, когда рядом смерть, убеждать нужно не словами, а своим примером. Поэтому я старался не только рассказывать, но и показывать внутреннее спокойствие и решимость действовать, сохраняя внутреннюю уверенность в своих решениях и поступках, какой бы страшной ни была внешняя ситуация.
Потому что в такой ситуации люди нуждаются, чтобы кто-то рядом с ними продемонстрировал эту уверенность. Тут неприемлемы ни утешительные разговоры, ни формальное преподавание так, как будто ничего не произошло, ибо это было бы демонстрацией неадекватности. Мне как преподавателю нужно было показать, что я понимаю студентов, адекватно оцениваю тот ужас, что творится вокруг нас, и всегда в любой ситуации могу предложить рациональную стратегию поведения и готов отвечать за свои решения.
Учебные занятия во время обстрелов
Начинается следующее занятие. Мы обменивались информацией, в какой ситуации каждый из нас находится. Студент из Лимана, говорит, что у них тихо, хотя только что совсем рядом прозвучал мощный взрыв. В ответ я сообщаю, что у нас в Славянске тоже тихо, хотя вчера все время гудели сирены, а позавчера весь день была слышна канонада и взрывы ракет, а одна из них попала совсем рядом с моим домом. Вот так, обменявшись сведениями, начинаем занятие. Мои лекции надо было как-то связать с новой реальностью, и на этот раз я выбрал тему лжи. Связь через интернет ненадежная, потому что часто отключают свет, однако я каждому студенту предварительно написал в приватный чат, что там мы можем постоянно держать связь. Студентка из Лисичанска, которую во время занятия выбило из интернета, прислала сообщение.
«В Лисичанске достаточно страшно. Мой дом находится возле одной из главных дорог. Когда едет техника – от легковой и до танков – очень-очень слышно. Особенно из-за того, что дорогу танками уничтожили. Обстрелы идут очень часто и очень громко. Есть районы, которые разбиты в хлам. У многих людей уже две недели нет ни воды, ни света, ни газа. Восстановление всего этого будет нескоро. Начальная школа, в которой я училась, наполовину разбита. Возле гимназии, где я была в средней школе, постоянно стоит тяжелая техника. Учитывая, что дом, в котором я сейчас живу, находится относительно недалеко, каждый выстрел от гимназии ощущается крайне остро. Возле Лицея, где я была в старшей школе, ещё в первые дни упал снаряд. Так никто и не понял, то ли это был разгонный механизм, то ли, действительно, неразорвавшийся снаряд. Выходить на улицу крайне опасно. Даже в магазин, который находится через дорогу. Сейчас идёт сильный бой в Рубежном. От нас летит туда очень сильно и очень много. Города горят. Там, где жили друзья, домов уже практически не осталось.
Большинство дорог заминированы, железнодорожные пути взорваны. Вопрос остаётся в мостах. Как только ВСУ будут отходить, мосты будут взорваны. Они у нас стратегического значения. Пытаться сейчас уехать – можно сравнить с агонией загнанного животного в угол. Очень много неправдивой информации, очень много фейков по поводу эвакуации населения. Не знаешь, где найдёшь, а где потеряешь. Сегодня выехали знакомые в Сватово эвакуационной колонной в 8:30. До настоящего времени связи с ними нет. Неизвестно, доехали или нет. Живы ли вообще ….
Прошу прощения, что не отвечала во время пары. В подвале тяжело ловить более-менее адекватный интернет».
Третий месяц занятий. Россияне захватили Северодонецк, Лисичанск, Лиман и приблизились к Славянску, где живу. Студент, который эвакуировался из Лимана, спрашивает, как обстреливают нас и сравнивает с тем, как обстреливали его город перед захватом: «Сначала расстреляли больницу, Дом Культуры, а потом начались регулярные артиллерийские дуэли и все жизнеобеспечение города прекратилось. Как правило, обстрелы шли бесперебойно с четырех до десяти утра, днем затишье до шести часов вечера, и далее они вновь продолжались до часа ночи».
Отношение к жизни, которое дает силу
Я старался и далее подбирать темы лекций, в соответствии с вопросами, которые ставит война: обязанность, ответственность, отношение ко злу и т.д. Однако наибольший интерес вызвала тема любви между мужчиной и женщиной. Ее активно обсуждали даже те, кто во время занятия находился под обстрелом. Несмотря на войну молодое поколение душой живет в мирном будущем Украины.
Были у меня и откровения, с которыми я делился со студентами. Когда я преподавал в Томске, мне предложили выбрать стратегию построения академической карьеры – писать гранты, ездить в Москву, знакомится с авторитетными учеными и таким способом повышать свой авторитет и социальный статус. Некоторые мои коллеги так и поступали, получили признание, а теперь вынуждены приспосабливаться к режиму в России вопреки совести. Если бы я поступил также, то утратил бы свой философский талант.
Существует принципиальное различие между философом и специалистом в философии. Философ выражает свой опыт жизни. И поскольку идет война, он не может не говорить об опыте войны. Иначе он не философ. Для философской самореализации мне требуется только свободное время, чтобы писать, и прожить вместе со всеми тот опыт, который осмысляешь. В прифронтовом Славянске у меня все это есть, а у моих успешных коллег в России этого нет. Война показала, что вся борьба за признание, социальный статус, научную карьеру, авторитетность – не более чем иллюзия, морок, а подлинность жизни открывается в ее самоценной значимости, когда поступаешь в соответствии с собой. Это я и пытался донести студентам на лекциях.
Учеба в Украине: свидетельства студентов
Украинская молодежь разнообразна. Одни политизированы, другие – нет. Это люди с самыми разными интересами, но есть общее, что их объединяет: все они направлены на будущее, при этом не видят никакого будущего с Россией. Телевизор они не смотрят и войну воспринимают не через призму политики или той или иной идеологии, а адекватно, так, как она и проявляется в жизни. В этом я еще раз убедился, когда общался с ними во время зачетов и экзаменов. Приведу некоторые цитаты из бесед с незначительной стилистической редакцией, не меняя смысла.
Из оккупированного района Луганской области
– С трудом вышел на связь. У меня местная прописка, поэтому не выпускают из ЛНР – ведь проводится мобилизация.
Из Украины, после эвакуации из Мариуполя
– Нас много раз могли убить, я не могу об этом говорить, не могу пообещать, что смогу рассказать…
Из Светлодарска (в оккупации)
– Я в Светлодарске. У нас с 24 мая ДНР и с 29 мая нет никаких средств коммуникации. Только сейчас первый раз получилось выйти на связь. В городе нет ничего – ни воды, ни света, ни газа, ни интернета. То, что я смог как-то словить интернет – чудо.
Из Украины, после эвакуации из Лимана
– 22 апреля был первый, сильный, обстрел. В начале пятого утра из системы «Ураган» ударили по Донецкой областной травматологической больнице, которая переехала в Лиман в 2014 году. Был пожар, пострадали дома по соседству. Особенно интенсивно было в ночь с 30 апреля на 1 мая: с 20 часов начинался обстрел и продолжался приблизительно до первого часа ночи, потом в 4 утра возобновился. Был слышен звук разлетающегося по городу металла снарядов. Ближе к обеду немного затихло, и выяснилось, что разбит пешеходный мост между южной и северной частью города, повреждены многоэтажки и гаражи, железнодорожный вокзал остался без окон. В последующие недели ситуация в городе только накалялась, заканчивались запасы продуктов питания, да и люди уставали от постоянного грохота и новых разрушений…
Из Новопскова (в оккупации)
– Я дома в Новопскове. У нас тут вроде тихо, только летают каждый день, техника ездит, страшно очень.
Из Курахово
– Не вижу никакой логики в обстрелах. Люди занимались на стадионе, а после того, как ушли, по стадиону ударила ракета.
Из Украины, после эвакуации из Мариуполя
– 24 февраля российские войска вошли на территорию Украины. Я помню то утро, тот ужас, который царил вокруг. С самого утра оккупанты начали бомбить окрестности Мариуполя. Люди массово пытались выехать из города, однако уже тогда город был заблокирован. Все бежали снимать деньги и покупать продукты. В глазах людей был ужас от происходящего, все боялись того, что произойдет. Все боялись ВОЙНЫ… Я жила в частном секторе в Илличевском районе. Когда начали обстреливать Восточный район, мы прятались в подвале. Земля дрожала, а с ней и наш дом. Время будто остановилась. Тогда я первый раз в жизни ощутила, что я и мои близкие могут умереть. Все последующие дни длились одинаково: воздушная тревога, подвал, взрывы. В нескольких километрах от нас велись бои и вскоре перекинулись на Илличевский район. Именно тогда мы решились выехать из города. Так получилось, что мы выезжали во время авиабомбежки. Уже тогда Илличевский район был в руинах – много разрушенных домов и сгоревших машин. Но самое страшное было впереди. Когда наша машина приехала на блокпост, нам посоветовали развернуться и ехать обратно, так как было слишком опасно. Я помню, мама сказала, что мы должны выехать сейчас. Нас и всех, кто был за нами, пропустили на свой страх и риск. Мы молились, просили Бога дать нам шанс жить. В тот день под бомбежкой мы выехали. То, что я видела, никогда не забыть. Сгоревшие и расстрелянные машины, грузовики и военная техника… И трупы, точнее, то, что от них осталось. Их было так много, что чувство реальности пропало. Я будто ушла в транс. Было чувство, будто это просто кошмар. Я и моя семья выехали с Мариуполя 10 марта, а уже 11 марта, будто стирая наше прошлое, снаряд уничтожил наш дом.
Из Ахтырки
– 24 февраля где-то в 13:30 зашла небольшая колонна россиян, их специально пропустили за город, где-то в полях разбили. Основные действия начались уже с 25: вакуумные бомбы, грады, артиллерия, авиация и так далее. Ключевая инфраструктура города полностью уничтожена: ТЭЦ, железнодорожный вокзал. Сильно пострадал центр города, уничтожили мэрию, пострадали дом быта, дом культуры и музей. Большинство жителей сразу массово уехало. В апреле тихо было, но где-то в середине мая был нанесен ракетный удар по военному объекту, ну и садику досталось. Кто-то сдал, что туда оружие завозили, но за три дня до обстрела все вывезли, так что это просто бессмысленно было. С того момента в городе спокойно, ну а приграничные деревни кошмарят постоянно. В основном всё в поля прилетает, специально, чтобы ничего сеять не могли.
Из Алексеево-Дружковки
– Сегодня был обстрел по соседним городам (10 км от моего посёлка), и связь пропала полностью.
Из Украины, после эвакуации из Мариуполя
– У меня просто нет сил на учебу, моя жизнь ушла из-под ног, и продолжает уходить по сей день. Начиная с 24 февраля в моей жизни нет светлого дня, я прожил месяц в Мариуполе с начала войны по 24 марта. Там потеряли все, квартиры, машины и бизнес, нас депортировали в Россию. 25 дней мы ехали из этого ада, чтобы не оставаться там… две недели назад мне сообщили, что мой брат, который находился на Азовстали, погиб. И я даже не могу его похоронить.
Из Харькова
– 5 числа, не помню месяц, май кажется, весь день прилетало. Я дважды попал под прямой обстрел. Осколки мимо лица пролетали, кроссовки порвало. В Харькове тяжело опять. Вчера на Салтовке взрывы были. Но это Салтовка и Новые Дома. Те, которые живут на другом конце города – в районе Лысой горы, говорят, что у них более-менее нормально. А так – прилетает каждую ночь, с Белгорода в основном. Но это уже давно так. Почти постоянно воздушная тревога. С Белгорода начинают где-то в районе 23:00 лупить. Сегодня тоже обстреливают.
Вот так за годы войны выросло поколение, которое не помнит время, когда Россия еще не была врагом.
